Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алан не понимал, что именно чувствует, ему хотелось и мстить Дилану, и остаться рядом с Томом, чтобы поддержать. Он сомневался, имеет ли право сидеть с ними вместе. Алана отчего-то терзало чувство вины. Самое ужасно было то, что сердце Тома только-только излечилось после смерти Ванессы, а Дилан, осознавая ответственность за свой поступок и его последствия, решился на такую подлость. Алан метался от одной крайности к другой все те десять минут, пока одна салфетка, сменялась другой. И в итоге он решил, что поступит так, как скажет Том. Ни его друзья, ни Джуд, ни собственные темные мысли не были важны. Лишь мнение Тома имело сейчас значение. Остальное подождет. Три исписанные салфетки легли в центр стола, заставляя всех наклониться.
– Никто ничего делать не будет. Я сам вернусь в нашу, – слово «нашу» бы Том зачеркнул, – в мою квартиру и дам ему час, чтобы собрать вещи. Гитара Дилана стоила баснословных денег. Если Ричард купит такую же, то его отец сразу узнает о побеге сына. Я уже раз променял настоящих друзей на мудака, такого больше не повторится. Никогда. – На этой строчке Ричард смахнул проступившие слезы. – Я скажу ему забрать вещи и уехать. Никаких заявлений, доносов и разборок мы устраивать не будем. Я хочу поставить точку в этой ситуации без помощи кого-то из вас. Это касается только меня и Дилана, но, чтобы вы не начали орать и спорить, я дам ему час. Если за это время он не уложится… – На этом информация на трех салфетках закончилась, и Том посмотрел на Алана, потом на Джека. Он протянул им последнюю салфетку. – Можете прийти и сделать все, что пожелаете.
– Но Том… Как так? Почему Дилан поступил подобным образом? Ты уверен в своем решении? Может, стоит обдумать? – Джуд протянула руку, чтобы взять его ладонь, но он спрятал ее под столом.
«Нет. Никого не будет рядом. Я самолично должен положить всему этому бреду конец. Хватит бояться. У меня нет оснований не доверять Ричарду. Просто больно даже думать о подобном. Дилан не устроил скандал, не стал выяснять отношения… Он не смог придумать ничего лучше, чем выбить меня из игры с помощью нападения. Жадность, зависть и тщеславие опьянили его. И он смог бы смотреть мне в глаза после всего этого? И даже при условии, что он нанял парней избить меня… Какого хрена так больно? Он же подонок, трус, мудак, кем его ни назови, ни одного хорошего слова. Однако душа рвется на части при мысли, что я жил с предателем под одной крышей. Он пытался рассорить меня с друзьями, запереть в клетке и отгородить от Нью-Йорка… Он сорвался и чуть не устроил драку из-за моей прогулки по городу. Жажда славы и корысть распотрошили образ того Дилана, который подошел ко мне в первый раз и пропел песню Элизабет Рай. А что, если он всегда был таким? Дружба может пережить огонь, воду, а нас развели медные трубы. И все же мне хочется посмотреть ему в глаза… И спросить, какого хрена?»
– Шансы истлели, как моя вера к тебе, – начал петь Том, вставая с диванчика. Алан и Ричард подпрыгнули как ошпаренные. Поверх прошлого текста Том написал «20:00». Они смотрели, как Том вышел из кафе и, сгорбившись, направился к метро. Им посчастливилось не услышать конца его песни. – И теперь не осталось ничего, кроме пепла[127].
– Думаете, он надеется с ним помириться? – тихо спросила Джуд.
– Нет. – Ответил ей, как ни странно, Алан. – Просто иногда тяжело говорить «прощай». – Он поджал губы. – Даже когда это необходимо.
Повисла тишина.
* * *
Вернувшись домой, Том словно попал в аквариум. Он двигался по квартире, как одурманенный и пытался приткнуться хоть к чему-то. Ему понадобилось двадцать минут, чтобы оторвать взгляд от разнесенной в щепки гитары. Кадры воспоминаний непроизвольно побежали перед глазами: как Дилан играл на ней рок и глупую попсу, как гладил ее и бережно настраивал. Ричард оставил от нее лишь дребезги прошлого. Том не мог перестать думать о дне, когда они с Диланом познакомились. И вот настал момент, когда ураган музыки уместился в один черный пакет и грохотом упал посреди комнаты. Том не сводил с него взгляд. С трупами поступали так же. Жаль, что нет возможности вытащить все свои мысли, переживания и страхи и похоронить вместе с остатками гитары. Дилан прочитал сообщение, но ничего не ответил. Пришлось сказать все как есть. Главным аргументом стал, как ни странно, Алан. Обдумывать настоящую причину его появления сил не осталось. Последнее, на что способно было измученное тело Тома, – попрощаться с останками хороших деньков. Об остальном он подумает, когда взойдет солнце.
Болью в груди отзывалось и то, что собрать вещи Дилана оказалось на удивление просто. Том знал, где находится каждый носок, футболка или расческа. И, как он ни старался поступить правильно и не поддаться эмоциям, они захватили его в одно мгновение. Когда вся одежда и переместилась в коробки посреди комнаты, настала очередь столь обожаемой и бесценной косметики Дилана. Раньше Том боялся дышать в ее присутствии, отдавая ей ванную, будто живому человеку, но сейчас наплевал на все. Том подошел к аккуратно расставленным баночкам, тюбикам, маскам и бутылкам. В их отражении он видел Дилана. Он испепелял их взглядом, пока, фыркнув, не сгреб в еще один черный пакет. Без сожаления и разбора все ванные принадлежности бывшего друга ссыпались в небытие. В итоге осталось лишь две банки с его собственным шампунем и бальзамом, а также резинка для волос Ричарда. И, может, кто-то скажет, какой абсурд, но ничего более прекрасного, чем свобода от засилья чужих вещей и блеск пустой раковины, нет.
Не поднимая пакет, а волоча его по полу, Том направился в комнату. Он бросил пакет на гитару и взглянул на часы. Без пяти семь. Том надеялся, что друзья поймут его послание и не придут раньше восьми.
– Простите, но я откажусь от роли Тони, – начал печатать сообщение своему режиссеру Том. – Я понял, что не готов к длительным репетициям, вынужден еще немного подождать и набраться опыта в проектах поменьше. Надеюсь, вы найдете мне достойную замену. – Его палец завис над кнопкой «Отправить». Том решил добавить еще кое-что. – Спасибо большое за предоставленную возможность. Вы гений. – И только после этого нажал «Отправить». Мужчина ответил практически сразу чередой уговоров и сожалений, пока не понял, насколько Том серьезен в своем решении.
– Хорошо. Рано или поздно ты все равно